(По рассказу Григора Тютюнника «Завязь»)
О любви написано за много веков столько, что, кажется, ничего нового уже не скажешь. Но человек только тогда по-настоящему понимает это чувство, когда оно становится ее собственным. Итак, одна любовь, помноженная на тысячи тысяч человеческих характеров и судеб, дает неисчерпаемый материал писателю и всегда интересна читателю.
Григор Тютюнник тоже писал о любви, но как-то особенно, неповторимо и искренне, неотделимо от правды жизни. Под его пером завязь первых юношеских чувств распускается и перерастает в настоящую любовь.
Уже от самого названия рассказа «Завязь» веет чем-то свежим, весенним, многообещающим. Привлекает и манера повествования от первого лица.
Николай влюблен. Он готовится к свиданию, еще не зная, ответит ли девушка на его чувства. Надевает новую рубашку, пытается как-то пригладить непослушный вихор на голове, пахта одеколоном платок. И отражается от нападений деда Лаврина, какой или посмеиваясь над внуком или предостерегая, то ли ревнуя (ведь, очевидно, парень — то вся его семья), говорит, что в онуковои избранницы характер непростой: «… потому что девушка из той пыли, черти на дорогах крутят »Юноше и приятно говорить на эту тему, он даже гордится, что у девушки« крепкий характер », неудобно (впервые же!) и досадно — задерживают.
Коля идет на край улицы, видит «маленькую белую фигуру», понимает, что это его ждет Соня. Радость, гордость, волнение и робость одновременно охватывают его: «Мне кажется, что я шире в плечах, затвердевает в ходе и вот-вот подлечу. А вот голоса — не становится … »Он« произносит », по собственному выражению,« Шепелева и противно », задает несвязное вопрос. Девушка понимает его состояние, ободряюще берет под руку и предлагает посмотреть снег в овраге.
Николай и Соня лезут «с обрыва в черную холодную пропасть, подпирая друг друга плечами. Дух романтики, приключений овладевает ими. Глаза у Сони «какие-то странные: вроде и испуганные немного, и смеются». А юношу мучает мысль: может ли он поцеловать девушку? От этой «отчаянной» (как ему казалось) мысли у него начинают терпнуты ноги и стала, как веревочные. А голова клонится, клонится … »Потом сам пугается:« А что, думаю, как я ее поцелую, а она меня — в морду? Бывает же так. Он и в кино показывают … »- и шея перестает гнуться, дубе. Соня, очевидно, раздражает нерешительность парня (… уже и не смеется и глаза прикрыла так сердито …), и она идет на незамысловатую девичью хитрость: «- Николка, давай я буду падать, а ты меня держи. Ну, удержишь? »Конечно же, юноша готов горы свернуть для любимой, не то что удержать. Но … никуда от жизненной правды не уйдешь: он вдруг пидсков-зуеться и со страхом и отвращением к себе (так позориться!) Чувствует, что сейчас они оба упадут в грязь. Соня сердито пручаетья, «ошпаривают» своего неловкого избранника «злым взглядом», «норовисто отворачивается и молчит». Николай сразу вспоминает насмешки и предостережения деда Лаврина, что сниться ему, мол, «Кислички». Это придает смелости, и он решает показать характер: сам начинает взбираться наверх. Соня побеждена, испуганная (видимо, оказалась очень строго!) Она жалобно повторяла: "Николка, а я?» Вот, наконец, оно, признание: «И от того шепота у меня кружится голова, а сердце начинает биться, как колокол. Прыгаю вниз, сердито хватаю ее за плечи и с размаху целую в скрипучие холодную платок.
— Зачем же ты … аж за ухо, глупенький … — выдыхает Соня и смеется
как-то покорно и ласково.
… Я не помогаю, а почти выношу ее вверх на руках. И силы у меня — как у вола ».
Теперь Коля — признанный герой, любимый, и он ни за что не признается, что замерз, как обычный парень: «- Ты не замерз? — Спрашивает. Я изо всех сил стискивает зубы, чтобы не трястись, а ей говорю: — Да н-будто нет … »
Как хорошо им обоим становится в мире! Как красиво! Они замечают на деревьях «мелкие как роса, прозеленкувати капельки: то завязь. Соня сразу замриялася: «Вот если бы мне это ожерелье, … никогда бы не снимала …»
«- Купим, — обещаю уверенно — Вот как только выучусь на шофера, так и купим.
— А я тебе рубашки вишиватиму хорошие-прекрасные, лучшие, чем в лавке! ..
— В сто раз лучше … милый … в тысячу »
Все! Николай слышит для себя самое главное, самое ожидаемое. И это наполняет его таким счастьем, что дальше он уже ничего не видит и не слышит. Влюбленные не могут насладиться объятиями, даже не обращают, несмотря на свою застенчивость, внимания на то, что водители из проезжающих мимо машин горланят «что-то веселое, располагающее и беззаконие». Расходятся молодежи далеко за полночь, «неся на губах сладкую жгучую жажду». Милым и родным кажется парню даже Сонин щелчок засов дверей, когда она тихонько пробирается домой.
И вот снова дед — спасает сад от заморозков. Говорит молодому человеку, чтобы помогал. Тот стремглав бросается в сад, нагрибае листьев и веточек, зажигает костер так, чтобы тянуло дым и на Сонин сад. Дед Лаврентий кричит, чтобы Николай раскладывал огонь ближе к деревьям, а тот: «- Ничего, — отвечаю так, как они меня учили, — будет у людей — будет и у нас …»
Доверху наполнен страстным, новым чувством, парень думает: зачем бы его забежать к соседям, так до вечера, пожалуй, не дотерпить, не доживет.
Вот и вся нехитрая история. Никаких событий, необычных поступков или героических характеров. Но рассказ захватывает нежностью и трепетность несколько смешных и наивных чувств юных сердец. Проклюнулася завязь на деревьях — пришла любовь. И его надо беречь, бороться за него, как и за завязь. Хочется верить, что герои пронесут свои первые чувства через всю жизнь и будут друг для друга лучшими, самыми дорогими.
Так Григор Тютюнник открыл еще одну страницу большой книги Любови и дал возможность нам, читателям, припасть к чистому источнику искусства художественного слова.
дороже.
Так Григор Тютюнник открыл еще одну страницу большой книги Любови и дал возможность нам, читателям, припасть к чистому источнику искусства художественного слова.